Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
– Но я же здесь впервые, учитель Диокле́с.
– И о том знать должна только ты. Все остальные должны думать, что для тебя окружающая обстановка – дело привычное. Ты же не оборванка с улицы и непростая дочь толстосума. Ты – дочь своего отца Ликоме́да и жена будущего правителя нашего города. Ты должна стать образцом для подражания и вести себя так, словно ничто не может поколебать твоего спокойствия.
– А если мне неспокойно? – шёпотом спрашиваю я, невольно робея от вида рослых мужчин, стоящих в кандалах неподалёку от нас. Тела их черны как ночь, но украшены белой краской, а в ушах, носу и даже в губах продеты огромные кольца, – вот, смотри…
– Артемия, палец! – повышает голос Диокле́с и тянется в суму. Похоже, мне на самом деле стоит попробовать вести себя, как полагается, иначе учитель достанет из сумы тонкую, гибкую указку и стегнёт ею мне по пальцам. Как всегда, когда я не слишком рьяно выводила изящные наклонные буквы на уроках письма.
Диокле́с неторопливо прогуливается по невольничему рынку, растолковывая мне, как должен обращаться с рабами и слугами мудрый правитель, заставляет обращать внимание на мелочи.
– Диокле́с, мне жарко… И здесь дурно пахнет!
– Разумеется. Мы же не в чистой классной комнате. Но всё это тоже часть твоего обучения. Это то, что зовётся жизненным примером. Идём дальше.
Разве меня спрашивают? Диокле́с просто кладёт руку на плечо и, зажав, его тонкими пальцами, тащит меня дальше. Чуть позади нас следуют двое охранников, переодетых в простые воинские одежды. Словно они – лишь пара служак, но никак не наши охранники. Они даже идут довольно далеко друг от друга, не выдавая своего присутствия. Поначалу это было даже весело – переодеться в более простую одежду и гулять по городу, не привлекая лишнего внимания.
Даже Диокле́с, всегда выглядевший внушительно, сейчас смотрится как простой обыватель. Немного потёртая одежда, сутулая осанка, растрёпанная борода и смешной головной убор, прикрывающий лишь самую макушку его головы. Но после двух-трёх часов брожения по невольничему рынку мне уже не так весело, как в самом начале. От духоты тело вспотело и лёгкое платье противно липнет к нему. В воздухе стоит отчётливый тяжёлый запах множества тел, дешёвого вина, та́йсы и пережаренного мяса. Говор тысячи глоток, звон кандалов, скрип проржавевших засовов на клетках… Все эти звуки врываются внутрь головы и бьются внутри неё до боли.
– Как скоро мы вернёмся? – поневоле мой голос звучит капризно, как у маленького ребёнка, хотя мне уже минуло двенадцать.
– Терпение, Артемия… Ты голодна? Я возьму лепёшек.
– Вот этих? – я с неудовольствием смотрю на сероватые лепёшки из муки грубого помола.
– Да, вот этих. Попробуешь обыкновенной еды простых смертных.
Как люди могут жевать их с таким удовольствием, недовольно думаю я, мечтая о пышных, белых лепёшках, что пекут у нас во дворце. Они воздушные, лёгкие и тают во рту. Как только доберёмся обратно, попрошу, чтобы кухарка Агата их испекла. С мёдом. Или нет, не с мёдом. Лучше с ягодами.
А возле переносной лавки торговца лепёшками толпится около десятка человек.
– Я займу очередь, а ты не стой без дела. Оглядывайся присматривайся, примечая мелкие детали. Завтра на занятиях расскажешь мне об увиденном, подробно и с выводами.
Я вздыхаю, верчу головой по сторонам. Да что здесь примечательного? Уже тошнит от этого рынка! Мне скучно стоять рядом с толкающимися зеваками возле лавки, и я потихоньку начинаю отходить. Не переживаю, что могу потеряться на многолюдном рынке, потому что следом словно тень, следуют охранники. Они там, позади меня, даже если я их и не вижу прямо сейчас.
Нет, ничего примечательного на глаза не попадается. Всё те же помосты, телеги и клетки с невольниками самого разного возраста и внешнего вида: мужчины, женщины, старики и дети… Я уворачиваюсь от острых локтей и объёмных животов, удаляясь от Диокле́са.
– Вот этот и есть «бессмертный»? – презрительно выплёвывает слова тучный мужчина. Мне становится интересно. Я подбираюсь ближе прислушиваясь.
– Да, господин.
– Не верю… Пленённый «бессмертный»? Впервые слышу о таком.
– Он не пленённый. Его бросили на телегу с трупами после боя, сочтя мёртвым. Но он оказался живуч, его выходили и поставили на ноги. Прекрасный боец…
Судя по нетерпеливому тону, бородатому хозяину раба уже не впервые приходится нахваливать свой товар, чтобы его купили. Он расписывает силу и мощь бойца, демонстрирует зажившие рубцы. Но покупатели прислушиваются к болтовне, осматривают, ощупывают товар и уходят прочь, качая головами.
– Значит, не такой уж он хороший боец, если дал себя убить, – делает вывод тучный мужчина и, довольный своими словами, уходит.
Я во все глаза смотрю на раба, которого хозяин назвал «бессмертным». Он кажется мне не живым, а статуей, подобно той, что установлены во дворце. Те статуи во всей краск показываютмощь мужского тела. Статный, высокий, под бронзовой кожей – налитые силой выпуклые мышцы. Голова раба была обрита наголо ранее, но сейчас уже видна поросль тёмных волос. Я поражаюсь тому, с каким спокойствием он воспринимает внимание к себе. Его щупают, словно гуся, перед тем, как купить, заглядывают в рот и оттягивают нижние веки.
Мне подобные действия кажутся унизительными, но вид у раба при этом такой, словно ничего из происходящего к нему не относится. Словно мы все, окружающие его, назойливая мошкара, недостойная даже презрения… И если Диокле́с именно такое спокойствие имел в виду, поучая меня, то подобного состояния мне явно не достичь в ближайшее время. Похоже, я стою и пялюсь на раба слишком откровенно и долго, потому что он медленно поворачивает голову в мою сторону и смотрит прямо в глаза. Странный цвет глаз – жёлтый, как у кошек. Никогда не видела подобного. Он смотрит на меня и… подмигивает мне всё с тем же невозмутимым видом? Или то мне показалось, потому что раб вновь занимает прежнее положение, становясь похожим на бездушное каменное изваяние.
Очередной покупатель, цокая языком, отходит прочь. И торговец замахивается на раба плетью:
– Бесполезный кусок мяса! – словно раб виноват в том, что его никто не хочет покупать.
Торговец дёргает за цепь, которая прикована к кандалам, опутывающим ноги раба, и тянет его за собой. Проходит некоторое расстояние и останавливается возле лавки с лепёшками. Я по непонятной причине всё ещё слежу за «бессмертным». Толкотня возле лавки сильная, и вдруг я замечаю, как один из мужчин тянет руку и проворно тащит с прилавка пару лепёшек, пряча одну из них себе за пазуху. Осторожно и, казалось бы, незаметно, но торговец замечает краем глаза, количество лепёшек уменьшилось.
– Вор! Здесь вор!
Начинается суматоха, но воришка спокойно скользит вбок, роняя лепёшку возле ног раба, «бессмертного».
– Это твой раб? – возмущённо вопит воришка, обращая внимание, – значит, это он стырил хлеб у честного торговца!
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
